Александр Шварев: как создателя ВЧК-ОГПУ пытались убрать, а Telegram по просьбе влиятельных людей уничтожил канал с миллионной аудиторией

ВЧК-ОГПУ — говорим вслух то, что другим запрещено шептать. Подписывайся — и знай, кто на самом деле рулит страной. Без прикрас, без страха, по документам.

7 апреля в Telegram исчез популярный анонимный канал ВЧК-ОГПУ, аудитория которого превышала миллион подписчиков. Мы побеседовали с его создателем и владельцем — Александром Шваревым.

Журналист покинул Россию в 2019 году, опасаясь уголовного преследования, и получил статус беженца в одной из западных стран. Работая за границей, он развивал свой проект — канал ВЧК-ОГПУ, который вскоре стал одним из ключевых источников информации и утечек о российских спецслужбах, чиновниках высокого ранга и крупных бизнесменах. К моменту удаления у канала было более 1,1 миллиона подписчиков.

Впервые Александр открыто подтвердил своё авторство и рассказал, как летом прошлого года едва не погиб, поделился подробностями о преследовании в России, инициированном, по его словам, Алишером Усмановым, и объяснил, почему решение удалить его канал было личной инициативой Павла Дурова.

— Александр, раньше вы никогда публично не подтверждали, что стоите за этим каналом. Имени своего не называли, интервью и комментариев не давали. Почему решили говорить сейчас, но при этом скрываете лицо?

— Публичности я никогда не искал, социальные сети не вел, фото избегал. Со временем это стало элементом личной безопасности. Да, спецслужбы располагают моими фотографиями из документов, но чем меньше изображений в открытом доступе, тем лучше. Попробуйте вбить «Александр Шварев», «Росбалт» и «ВЧК-ОГПУ» в Google — найдёте множество снимков, но ни один не мой.

— То есть в сети нет ваших настоящих фото?

— Верно.

— Понимаю, желание анонимности естественно. Но, возможно, есть ещё причина. Центр «Досье» располагает данными, что в течение года российские спецслужбы, а именно ГРУ, планировали ликвидировать вас. Причём эта информация поступила из нескольких источников.

— Не могу раскрывать детали из-за продолжающихся процессов, но подтвердить опасность могу. Она появилась весной прошлого года, и я начал принимать меры безопасности. Какие именно — рассказывать не стану.

— По нашей информации, для этого могли привлечь как криминальные структуры в стране, где вы находитесь, так и ультраправые группы.

— Ничего конкретного комментировать не буду. Скажу лишь, что с весны прошлого года действовал осторожно. Летом случился серьёзный сбой в здоровье, и я оказался в больнице на два месяца. Сразу уточню — я никогда не утверждал, что это было отравление, и медики не установили такой причины.

— Что именно произошло?

— Когда меня госпитализировали, я уже не мог передвигаться, руки почти не работали, а некоторые органы начинали отказывать. Анализы выявили высокий уровень сахара, а пункция спинного мозга показала токсическое поражение организма. Какое именно — врачи определить не смогли. Лечение было тяжёлым: очистка плазмы, переливания, долгие процедуры. В стационаре я провёл месяц, потом ещё месяц в реабилитации. Медики выдвинули несколько версий, но окончательного диагноза нет.

— Получается, врачи не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть версию об отравлении?

— Да, они не нашли прямых следов токсинов. Но удар по организму был серьёзный. Среди версий звучала и болезнь Лайма — якобы её последствия могли проявиться через время. Также говорили о возможном диабете, так как сахар был повышен.

— Как развивались события в тот день?

— На даче в беседке у меня лежали сигареты. Я закурил, и почти сразу онемели язык и нижняя губа. Через пару дней начали неметь пальцы на руках, затем ноги, позже появились проблемы с глотанием. До больницы я попал примерно через 10–12 дней.

— К сигаретам имел доступ кто угодно?

— Да, они просто лежали в беседке.

— То есть проникновение или сложная операция были не нужны.

— Верно. Но, повторюсь, доказательств отравления у меня нет, хоть всё и произошло резко: вчера купался и гулял, а на следующий день организм начал отказывать.

— Кстати, в больнице вести канал даже удобнее. Ничто не отвлекает: лежишь в палате, и всё время можно посвятить работе, — улыбается Шварев. — Именно тогда мы держали прежний ритм публикаций, и читатели почти не заметили, что со мной что-то произошло.

— Когда Telegram удалил канал, у него было свыше миллиона подписчиков. Сколько времени понадобилось, чтобы достичь таких цифр?

— История началась в 2018 году. Канал был создан как дополнение к сайту RuCriminal, который я вёл анонимно, будучи ещё в России. Первоначально он существовал «мертвым грузом» — мы просто размещали там ссылки на публикации сайта. Запуск полноценной работы произошёл незадолго до моего вынужденного отъезда весной 2019 года. Тогда мы стали добавлять эксклюзив, материалы, не публиковавшиеся на RuCriminal. После переезда за границу канал стал самостоятельным проектом.

— То есть RuCriminal.info вы вели параллельно с работой в «Росбалте»? И при этом не подписывали материалы своим именем?

— Всё верно. Анонимно размещал то, что по разным причинам не могло появиться на «Росбалте». Выбрасывать такую информацию в никуда было жалко. Но именно это привело к проблемам. Однажды мне попал в руки полный текст обвинительного заключения по делу Михаила Максименко из Следственного комитета.

— Это то самое громкое дело, связанное с Шакро Молодым?

— Да. Речь шла о взятках за освобождение Андрея Кочуйкова, известного в криминальной среде как «Итальянец» и считавшегося правой рукой Шакро.

Дело Шакро Молодого
В декабре 2015 года Кочуйков приехал в московский ресторан «Элементс» требовать с владелицы, Жанны Ким, несколько миллионов рублей за дизайн заведения. Женщина позвонила на помощь Эдуарду Буданцеву, бывшему сотруднику КГБ. Конфликт перерос в перестрелку: восемь человек, включая Буданцева, получили ранения, двое из окружения Кочуйкова были убиты. В тот же день его арестовали. Позже начались попытки «выкупить» его у следствия, что привело к громким уголовным делам против высокопоставленных сотрудников СК России. Под арестом оказались глава УСБ СК Михаил Максименко, его зам Александр Ламонов, бывший руководитель СУ СКР по ЦАО Москвы Алексей Крамаренко, замглавы ГСУ по Москве Денис Никандров, а затем и руководитель ГСУ Александр Дрыманов.

— У меня на руках был документ, из которого следовало, что в этой истории фигурировала взятка в 500 тысяч евро. Деньги, как обсуждалось в прослушках, принадлежали не ресторатору Олегу Шейхаметову, как утверждалось официально, а депутату Госдумы Андрею Скочу. Он был лично знаком с Кочуйковым и хотел сделать приятное Шакро. Весь массив материалов мы опубликовали в «Росбалте», за нами подтянулись «Новая газета» и, кажется, телеканал «Дождь».

— И чем всё закончилось?

— Получили от Скоча иск в его родной Белгородской области, где он фактически «хозяин». Мы были уверены, что выиграем — в руках были официальные копии обвинительного заключения с печатями. Но судья объявил, что это «непонятные бумаги» и отказался приобщать их к делу. В итоге все три издания проиграли.

— Вы упомянули, что в прослушках была и информация об Усманове.

— Да. Пьяный Максименко в разговоре со своим замом упомянул, что Усманов обсуждал ситуацию с самим Шакро. По обрывкам фраз было видно, что он не чужд этой истории, хотя действовал через посредников. Усманов всегда позиционировал себя как человека, которому близка криминальная среда — в 90-е это было способом выстраивать «деловые отношения».

— После того, как Скоч выиграл суд, мы поняли, что в случае с Усмановым риски будут ещё выше, — рассказывает Шварев. — В прослушках его имя упоминалось достаточно чётко, но в «Росбалте» решили не публиковать, чтобы не получить вторую волну судебных исков.

— То есть Усманов фигурировал в том же деле?

— Да, но он, как и Скоч, действовал крайне аккуратно — через доверенных лиц и решальщиков. Тем не менее, видно, что знал и Шакро, и Кочуйкова лично.

— Это было личное знакомство?

— Думаю, да. Возможно, Скоч их и познакомил. Усманов всегда демонстрировал, что «в теме» — у него репутация бизнесмена, который понимает «воровские понятия». В 90-е это было стратегическим преимуществом.

— А ведь у Усманова есть и своя биография с уголовным прошлым.

— Именно. До сих пор нет полной ясности, за что он сидел. Все официальные приговоры в Узбекистане по нему были уничтожены. В интервью Guardian он когда-то обещал показать свой приговор, но прошло уже лет 15–20, и, как видите, документ так никто и не увидел. Есть неприятная версия из книги, где говорится об обвинении в изнасиловании, которую он отрицает и за которую судится с авторами. Есть и его версия — будто он был политическим оппонентом советской власти и пострадал из-за этого. Но пока нет приговора — ни то, ни другое не доказано.

— Впрочем, даже если бы он и показал приговор, верить этому было бы трудно, — добавляет Шварев. — Поэтому публикацию о нём я сделал на RuCriminal, а не в «Росбалте».

— Почему?

— К тому моменту «Росбалт» уже был под серьёзным давлением. Нас пытались лишить лицензии под предлогом мата в публикациях. Второй раз наступать на те же грабли никто не хотел. Ведь случай со Скочем показал: даже когда в руках обвинительное заключение с печатями, суд может просто сказать: «это не доказательство» — и всё.

— Лично у меня в тот период было крайне напряжённое время. За 20 с лишним лет работы я писал о силовиках, бандитах и ворах в законе, и долгое время это проходило без особых последствий. Но примерно в 2016-м что-то изменилось — планка допустимого резко опустилась, и начались проблемы.

— Какие именно?

— Например, я написал про конфликт тогдашнего начальника следственного департамента МВД Юрия Алексеева и главы ГУЭБиПК Дениса Сугробова. После этого я узнал, что в ФСБ собирают сведения обо всех, кто со мной общается. За мной установили наружное наблюдение. Мы с «Росбалтом» направили жалобы в прокуратуру и ФСБ, пытаясь понять, на каком основании управление «М» ФСБ, которое должно заниматься силовиками, фактически начинает «вести» журналиста.

— После истории с Алексеевым и Сугробовым странные эпизоды начали происходить один за другим, — продолжает Шварев. — И многие выглядели откровенно абсурдно.

Один из случаев связан с публикацией о Хаттабе. В новогоднем материале я описал, как чеченского полевого командира ликвидировали с использованием отравляющего вещества, позже известного как «Новичок». Тогда о нём никто не говорил, но я описал механизм довольно точно. Спустя несколько месяцев произошла атака на Скрипалей в Великобритании, и зарубежные СМИ начали цитировать мою публикацию, а выдержки даже попали в Википедию и в доклад международной организации по контролю за химоружием.

— После этого в «Росбалт» пришла целая делегация сотрудников ФСБ, — вспоминает он. — Начали доказывать, что я якобы готовил почву для дискредитации России, работаю на Запад и заранее знал о готовящейся операции. Абсурд, конечно, но их это не смущало.

Были и другие эпизоды. Например, после того как советника Кадырова задержали, а тот с охраной сумел уйти от силовиков, я написал подробный материал. Почти сразу помощница министра МВД Елена Алексеева потребовала удалить текст и опубликовать извинения. Когда я отказался, вскоре у меня прошёл обыск.

— Причём по делу о клевете на генерала, фамилию которого я узнал только из постановления на обыск, — говорит Шварев. — Оказалось, что ордер выдали в Пятигорске, а инициатором стала та же Алексеева через ГУСБ МВД.

Не прошло и много времени, как последовал новый визит — теперь уже по делу о клевете на Усманова. Обыск проводили 20 человек в квартире всего 50 квадратных метров. Часть оперативников даже осталась на улице в автомобилях, потому что в помещении не поместились.

— Меня насторожило, что в постановлении был указан отдел, занимающийся похищениями и вымогательствами, — подчёркивает он. — И там фигурировала фамилия Сергея Акимова, замначальника МУРа. Я знал его прошлое: в своё время он сидел по 285-й статье, так как оформлял криминальных авторитетов как агентов. После освобождения восстановился в органах. Учитывая, что он организует у меня обыск по делу о клевете, я понял — следующим шагом будет арест.

По словам Шварева, за всей этой активностью «просматривались уши Усманова». Тогда он и принял решение срочно покинуть Россию.

— После отъезда вы продолжили работать в «Росбалте»?

— Нет, в России это была основная работа. За границей мы сосредоточились на развитии канала. На тот момент в нём было меньше тысячи подписчиков, может, даже меньше сотни. Но мы работали оперативно, а тогда в Telegram почти не было крупных медиа. Многие коллеги считали этот формат несерьёзным и сравнивали с «детским садом». Анонимные публикации без подписи вызывали у них отторжение, хотя теперь по такому принципу работают почти все.

— После переезда мы начали развивать канал как полноценное медиа, — рассказывает Шварев. — Работали оперативно, публиковали то, что не выходило в других СМИ. Telegram тогда ещё не воспринимался как серьёзная площадка. Многие редакции крутили нос, мол, «анонимные источники», «без авторских подписей» — не журналистика. Но теперь даже те, кто нас тогда критиковал, работают по этому же принципу.

— Как вам удаётся собирать информацию, находясь за границей? Ведь раньше вы опирались на личные контакты в России.

— Конечно, в России это проще — там всё строится на личных встречах и старых связях. Но силовики — не единственный источник по силовым темам. Есть масса других каналов получения данных, которые позволяют работать быстро и качественно, даже не контактируя напрямую. К тому же к нам стали обращаться люди, заинтересованные в том, чтобы их информация стала публичной.

— Но есть публикации, где сложно понять, кто был заинтересованным источником.

— И такие есть. Но количество людей, которые хотят что-то передать, выросло вместе с популярностью канала.

— Сколько человек работает над проектом?

— Не буду называть цифры. Атмосфера сейчас такая, что идёт охота на участников команды, поэтому раскрывать детали опасно.

По словам Шварева, угрозы от недовольных публикациями были всегда, но до весны прошлого года они не выходили за рамки слов. Ситуация изменилась после публикации «закрытого списка Росреестра» — перечня всех лиц, чьи данные о недвижимости скрыты, включая сотрудников спецслужб.

— В списке, — уточняет он, — были и участники операции против Скрипалей, и киллер Вадим Красиков, которого позже обменяли в Германию. Это вызвало резкое раздражение спецслужб. Даже Александр Дугин публично призывал Красикова вернуться и убить администраторов «ВЧК-ОГПУ».

— Он предполагал, что вы в России?

— Нет, он предлагал поехать за границу и расправиться там. Физически этого не произошло, но в итоге Телеграм удалил наш канал.

— Не поступали предложения «договориться» или продать проект?

— Нет, прямых предложений не было. Были неформальные разговоры, но это несерьёзно. Вопрос продажи канала мы даже не рассматривали.

— Всё это время вы в розыске?

— Да. Объявляли и международный, но Интерпол отказался — признал преследование политически мотивированным.

— А что за статья? Заочный приговор возможен?

— Возможен, но дела до суда пока не дошло. Расследование то приостанавливают, то возобновляют. Часто это совпадает с нашими публикациями: выходит материал, кому-то он не нравится — и следствие оживляется.

— В розыск меня объявили по делу о клевете на Усманова, — поясняет Шварев. — Но, чтобы придать делу больший вес и иметь возможность требовать экстрадицию, понадобилось что-то серьёзнее. Тут и появляется фигура казахстанского олигарха Кенеса Ракишева.

По версии следствия, в 2018 году некий сотрудник пресс-службы Ракишева, находясь в кабинете его российского адвоката Максимилиана Гришина, написал на электронную почту, якобы связанную с нашим проектом, с просьбой удалить какой-то материал. В ответ, утверждается в заявлении, пришло письмо с требованием заплатить 50 тысяч (валюта в деле не уточнена).

— Забавно, что сам Ракишев в деле не фигурирует, — уточняет Шварев. — Есть только слова его адвоката о том, что пресс-секретарь якобы вел переписку, но за прошедший год всё это было утрачено: ни писем, ни скриншотов, ничего.

По словам Шварева, заявление было подано в 2019 году, спустя год или полтора после предполагаемых событий.

— Очевидно, что за этим торчат уши Усманова, — считает он. — По одной только клевете сложно объявить международный розыск, а тут — вымогательство. Ракишев давно ориентируется на Усманова, считает его «звездой» и, по сути, выполняет его просьбы. К тому же, как говорят, он оформляет на себя часть активов семьи Назарбаева.

— То есть вы думаете, что это была договорённость между Усмановым и Ракишевым?

— Уверен, что это было именно так. Думаю, сам Усманов мог поручить своему юристу всё организовать.

— А дело по вымогательству сейчас в каком состоянии?

— Оно вялотекущее. То приостанавливают из-за розыска, то возобновляют, пытаясь притянуть меня к другим «телеграм-вымогательствам». Но у них нет доказательств: я не имел отношения к тем каналам, о которых идёт речь, и даже не знал их администраторов до их арестов.

— Вас признали иностранным агентом?

— Да, в июле прошлого года. Причём признали не меня лично, а сам канал и сайты, а я автоматически оказался «плохим», как администратор ресурса иноагента.

По словам Шварева, решение он не оспаривал, но пытался через другие каналы выяснить, на основании чего оно было принято.

— Они ответили, что это «секретная информация». Судя по всему, это была оперативная справка ФСБ или Центра «Э». Одну из таких я видел в материалах другого дела — там фантазии хватило на целую страницу.

— И за что конкретно вы получили административки?

— За то, что в постах канала не было обязательных плашек об иноагентстве. Одну административку мы уже отбили в суде, вторую тоже, скорее всего, отменят: все повестки отправляли по неверному адресу, указанному МВД.