«Агенты одной империалистической разведки, нарушая все международные нормы, набрасываются на прибывшего за рубеж молодого советского ученого, швыряют его в машину, доставляют в свой разведштаб и предлагают — ни мало, ни много — предать Родину. … Ученый держится стойко и корректно, за исключением одного случая, когда, не выдержав, он плещет из стакана ситро в опостылевшую морду своего мучителя. Но когда тот начинает демонстрировать снятый при инфракрасном освещении фильм об интимных отношениях этого молодого ученого с одной зарубежной студенткой (а грех был, и наше герой, действительно, в нее влюбился), он не выносит, просит немедленно прекратить демонстрацию этого инфокрасного фильма и говорит: «Ладно, я согласен!» - радости зарубежной разведки и к естественному ужасу нашего зрителя».
«Рискуя попасть не в тон своими серьезными размышлениями на смешном месте, скажу, однако, и о том, что мне мешало. Мне мешали мысли о пресловутом шведском комфорте: вот я этот самый комфорт видел воочию, и — мне было тоскливо. Мне стало жалко, когда дети бросили приблудным лисятам здоровенное розовое полено отличной колбасы, а то едва куснули его и оставили. Я подумал о том, что вот бросают колбасу ради того, чтобы показать «жизненный уровень».
(это были две цитаты из двух рецензий, полные тексты которых приведены далее).
Итак, читаем статьи из «Спутника кинозрителя» 1970 года (№ 5):
«Рокировка в длинную сторону».
Поскольку в данном случае перед нами определенно детектив, я не буду томить зрителя абстрактными рассуждениями, а прямо скажу, что в первых же сценах его ожидают события острые и захватывающие. Агенты одной империалистической разведки, нарушая все международные нормы, набрасываются на прибывшего за рубеж молодого советского ученого, швыряют его в машину, доставляют в свой разведштаб и предлагают — ни мало, ни много — предать Родину.
Зритель, который, конечно, сразу оценит серьезность и актуальность этого сюжета, оказывается свидетелем неравного поединка между хитрым, льстивым и коварным зарубежным разведчиком (его прекрасно играет А. Масюлис) и нашим честным, несколько простодушным, несколько даже не от мира сего ученым (в его роли — известный артист А. Демьяненко).
В тихих кабинетах со светящимися экранами и мягкими шторами идет психологическая борьба, заставляющая зрителя изрядно переживать за героя, тем более что сильно нервничает и он сам — по контрасту с ледяным спокойствием зарубежного провокатора.
Силы и впрямь неравны, к тому же нашему ученому делают какие-то мерзкие обезволивающие уколы. Кроме того, его шантажируют магнитофонными записями его частных высказываний, запугивая бог знает чем.
Ученый держится стойко и корректно, за исключением одного случая, когда, не выдержав, он плещет из стакана ситро в опостылевшую морду своего мучителя. Но когда тот начинает демонстрировать снятый при инфракрасном освещении фильм об интимных отношениях этого молодого ученого с одной зарубежной студенткой (а грех был, и наше герой, действительно, в нее влюбился), он не выносит, просит немедленно прекратить демонстрацию этого инфокрасного фильма и говорит: «Ладно, я согласен!» - радости зарубежной разведки и к естественному ужасу нашего зрителя.
Однако, прошу вас, подождите, история еще не окончена! Вернувшись в Советский Союз и внедрившись в один секретный институт, ученый начинает Запад секретную информацию. Дело доходит до того, что его зарубежный шеф назначает ему конспиративное свидание в открытом океане. Ученый плывет туда на гидрографическом судне «Персей» и на катере, шеф — на атомной подводной лодке, а потом — как Фантомас — на лодке резиновой. Средь валов встречается с резиновой лодкой наш маленький катерок. Шеф империалистической разведки вынимает свои инструкции, и тут...
Больше не скажу ни слова. Смотрите сами, и, я уверен, вы оцените фильм режиссера Владимира Григорьева (сценарий Ю. Васильева, В. Григорьева) по достоинству.
«Где 042?».
А теперь перестроимся на совершенно другой жанр. Наш многоопытный зритель, вслушавшись уже в одно только заглавие этого фильма, безошибочно определит, что перед ним тот самый лихой и любимый массовой аудиторией жанр, символом которого служат теперь неистребимые и неуловимые кеосаяновские мстители.
Здесь — тоже мстители, и тоже неуловимые, только они не скачут на конях, а плавают на военном катере и наводят панику в фашистских тылах своими дерзкими операциями. Катерок этот (пушка и пулемет, капитан да моторист) отстал от Днепровской флотилии, оказался отрезан и ушел в болота и плавни. К его команде присоединяются случайно оказавшиеся здесь люди: солдат, все время приговаривающий: «А вот у нас в деревне»; престарелый директор банка, не успевший вывезти тюки с банкнотами; юный уголовничек, не успевший перековаться до войны и перековывающийся в ходе боевых действий; и, наконец, неопределенного возраста гражданин, который при ближайшем знакомстве оказывается профессиональным фокусником.
Когда же они берут в плен еще и немецкого доктора, то создается ситуация для увлекательной робинзонады вперемежку, как я уже говорил, с неуловимой местью врагам.
По воле сценаристов А. Галиева и М. Маклярского и режиссера О. Ленциуса мстители совершают операции самые дерзкие. Мало того, что под носом у немцев они взрывают мост, уничтожают понтонную переправу и топят фашистский пароход, на котором собралась тьма офицеров,— наши парни умудряются еще и заправиться бензином на немецкой базе: для этого им достаточно только нарисовать «крест» на борту.
Все это очень лихо. Хотелось бы, пожалуй, добавить во все это юмора. Сюжетные трюки сделаны в фильме тяжеловато. Что враги тут глупы, так это в законе жанра. Но обдуривающие их герои очень уж серьезны. Возможно, тут влияет актерская фактура А. Салимоненко в главной роли: фактура прекрасная и героическая, в духе Евг. Урбанского или дзигановского Бушуева из «Мы из Кронштадта», — в героической драме такой герой на вес золота. Здесь же все-таки вполне трюковой приключенческий фильм, жанр которого взывает к юмору. Повеселее бы!
«Золото».
Вышло так, что этот роман Бориса Полевого двадцать лет дожидался своей экранизации. Появившись в 1950 году, он был читан, хвалим критикой, но, в общем, все-таки затерялся в тени «Повести о настоящем человеке». Несомненно, фильм по «Золоту» можно было снять двадцать лет назад и, наверное, эта экранизация сделала бы свое дело, как сделала свое дело картина о летчике Маресьеве. Но «Золото» сняли сейчас. Тем интереснее проследить язык и стиль нового кино в этой картине.
Сюжет сделан точно по роману. В город вот-вот войдут немцы. Пусто. В гулком здании банка — только двое оставшихся. Шустрая девушка машинистка и старик кассир, преисполненный того профессионального достоинства, какое у русской интеллигенции идет, наверное, еще от традиций земства прошлого века. Так что когда в банк вбегают всполошенные железнодорожники с разбитого эшелона и просят принять мешок с золотом и драгоценностями (государственная собственность), этот старый кассир отказать не может.
За час до прихода немцев он по всем правилам, под расписку, принимает золото, взвешивает его и составляет опись... которая через час случайно попадает в руки оккупантов, так что путешествие героев в сторону наших войск с маленьким тяжелым рюкзаком за плечами становится смертельно опасным предприятием.
Машинистке Мусе это путешествие кажется просто самоубийственным. Но старик Корецкий (прекрасное создание актера А. Плотникова) идет с этим мешком, идет из последних сил, идет упрямо и спокойно, потому что он выполняет не только долг профессионала кассира, отвечающего за ценности. У него есть достоинство патриота. И когда он, обессилев, умирает у дороги, его вера, его ощущение достоинства и долга переходят к его взбалмошной спутнице (арт. Наталья Варлей), и она тащит этот мешок дальше, продираясь сквозь лес, замерзая и отогреваясь, и люди помогают ей...
В этих-то вот людях, в фигурах фона, в мгновенных общих планах, в длинных проходах по опустелым деревням, в этих страшных натюрмортах войны, в прорастающих травой разбитых танках, в разрывающих душу бабьих частушках на пустынных околицах, — во всем этом скорбном мире войны, через который проносят люди крупицу государственного золота, — то новое, что копило наше кино, раздумывая о войне, и что используют теперь авторы фильма — Борис Полевой и Дамир Вятич-Бережных.
«Освобождение».
«...Широчайшая панорама танковой битвы. И вдруг с этой необозримой высоты, с этой шири — сразу — вниз, в разрывы. В леденящие мгновенья артиллерийской дуэли, когда видишь в прорези черную точку чужого ствола — «Снаряд!» — кричишь, и заряжающий, кажется, целую вечность досылает этот снаряд, и не успевает, и — вспышка. А там — танковый бой. Столкновение танковых армий под Прохоровкой — уникальное сражение в истории войн. И опять общие планы, и железная рябь до горизонта. И опять — сразу — вниз, во тьму танка, и через весь экран — смотровая щель, и трассы твоих пуль, и силуэты встречных «Тигров», и черная точка чужого ствола, и вспышка, и... Этот танковый бой — одна из лучших батальных сцен фильма.
…Чем! Не ржавью полыхающих машин, не этим метанием красных, желтых, огненных пятен. А знаете чем! Тем, как среди обгорелых остовов, в этом горячем мареве ищут друг друга выпрыгнувшие из разбитых машин экипажи и в полуслепую, столкнувшись, наши дерутся с немцами врукопашную, ножами, зубами, рукоятками пистолетов — экипаж на экипаж... Война моторов тем страшней, что вдруг на каком-то последнем изломе боя из машин выходят люди в легких комбинезонах и решают спор.
Люди в этой картине даны, как мгновенная интроспекция исторической хроники; одно мгновенье, один характерный эпизод, один психологический штрих — и все.
Почти везде авторам удалось ввести «личностные» характеристики в русло хроникальности, и все актеры играют точно, хотя, пожалуй, в характеристике медсестры Зои и капитана Цветаева (Л. Голубкина и Н. Олялин, особенно убедительный в этой роли) «романтическая» линия оказалась чересчур отчетливой; но то, что хорошо в балладе (о солдате), излишне в хронике войны. В хронике ничто не должно нарушать принципа хроники. Здесь личность должна поглощаться потоком событий. «Встретятся или нет!» — здесь это должно быть неважно.
Почти безукоризненно выдержан хроникальный принцип в обрисовке исторических персонажей. Никакой беллетристики, никакого «утепления» или «утяжеления», никакого домысла. Чем меньше подробностей, тем ближе к документальности, но уж эти немногие подробности и прежде всего портретность должны быть абсолютно достоверны.
«Свет в наших окнах».
…Вот смотрите. Среди ночи вселяется в общежитие строителей новый человек. Трое юнцов с ироническим любопытством посматривают со своих постелей на этого пожилого дядю с широким, изборожденным морщинами, добродушным лицом. Наутро дядя обнаруживает, что его тапки прибиты к полу гвоздями.
Как вы думаете, что он делает? Взрывается? Кричит этим соплякам, что они не уважают старших? Затаивает злобу? Нет. Он... выкидывает гвозди вон. Надевает тапки. И веселым голосом кричит: «Подъ-е-ем!» молодым людям, весьма заинтригованным таким ходом дела.
Разумеется, они продолжают свои опыты. Испытывают его на «склочность». По пути на стройку (он — их новый бригадир) пристраиваются в ногу, имитируют строевой шаг. Что тот делает в ответ? Дуется? Нет. Дав, конечно, по шее одному из парней (легонько), показывает гвардейскую выправку: вот как мы маршировали в 45-м! Парни озадачены.
Потом соседки по общежитию приглашают их всех в гости. Каждый танцует, как умеет, а пластинка — одна, какой-то там твист. Надоело. Дядя Александр говорит: «У меня есть одна пластинка».— «Неси!» Он приносит. Звучит фронтовая песня, нагоняющая слезы на глаза. Сидят, слушают. Все слушают: и старшие, и младшие.
В чем же удивительная сила этой ленты? Ведь вот решена, и прекрасно решена, здесь тема единства поколений, над которой давно бьется наше искусство. Секрет? Перед нами люди. Не представители укладов и не защитники тезисов, заранее наскакивающие друг на друга, потому что такова «расстановка позиций». Люди, а не позиции! И каждый готов видеть в другом человека. Уважать в нем судьбу, которая тому досталась. Здесь человек смотрит на другого с заведомым доверием.
Бывало ведь и иначе: в некоторых спорных повестях о молодежи «представители поколений» все больше пикировались. «Э, старый конь!» — «Ах, вы, сопляки, вы жизни не знаете!» И т.д.
А здесь? Дядя Александр уважает в этих ребятах их юность, их наивное озорство, их право быть молодыми. Они уважают в нем опыт. Потому что он не тычет им свой опыт, как бревно в глаза. Все построено на взаимоуважении личностей. И поэтому рассказ о маленькой строительной бригаде вырастает в рассказ о единстве поколений. И образ дяди Александра (великолепно сыгранный народ¬ным артистом Грузии Давидом Абашидзе) воспринимаешь как образ, овеянный благородством и мудростью.
Есть в фильме потрясающая сцена. Отправившись в Тбилиси на встречу ветеранов, дядя Александр ищет однополчан. Долго ходит, вглядываясь в лица. Никого. Пустеет площадь, ветер гонит по асфальту обрывки газет; вдали — Александр: пиджак украшен орденами, а плечи — ссутулились. И вдруг — через площадь — голос: «Что, дружок? Никого не нашел?— «Никого». — В наступившей тишине мы слышим стук костылей. Через площадь идет к Александру одноногий человек, и те долгие минуты, пока он идет, пока сближаются фигуры на краю пустынной площади, а потом медленно уходят вместе, у нас разрывается душа. От уважения к этим людям, раскрытым навстречу друг другу. От боли за них. И от гордости за них.
Прекрасно, что в нашем текущем репертуаре есть такие жемчужины.
«Время счастливых находок».
Знаете, что мне пришло в голову, когда я смотрел эту ленту? Наш кинематограф проявляет сейчас удивительный вкус к частностям, к неповторимому: к вещам, к местной атмосфере, к этнографизму, к характерности. Может быть, по этой спокойной внимательности будут когда-нибудь узнавать «стиль начала 70-х годов», где главное — не сюжет, и не отвлеченная проблема, и не каскадный комизм, а это вот милое и спокойное вглядывание в красоту вещественности, в прелесть данного неповторимого места: в синеву Черного моря, в белые дома Сухуми, в узкие улочки, по которым бегают дочерна загорелые мальчишки, и в цветастый южный базар, и в горный горизонт, и в неповторимых жителей с неповторимым южным акцентом препирающихся у ворот: «Клянусь моими предками, если не зайдешь в гости, обижусь!» — «Клянусь костями моих родственников, меня ждут дома, зайду завтра!» — милый край, море и зелень, широченные кепи и виноград... Абхазия.
В славных сценках этого фильма чувствуется почерк сценариста Фазиля Искандера, и хотя от автора «Созвездия Козлотура» мы уже привыкли ждать сатирической остроты, — примем его и в этом более спокойном качестве. Режиссер Генрих Габай строит фильм мягко, и эта ровная манера по-своему мила. Среди обитателей картины выделяются двое. Один — проницательный и умный школьный учитель, своеобразный Мефистофель (или Диоген, или сын Диогена: его имя по фильму — Харлампий Диогенович, а играет его В. Татосов). Другой — тихий, добрый и беззащитный душевнобольной, безответно влюбленный в свою немолодую соседку — своеобразный вариант идеалиста Льва Николаевича Мышкина, — играет его Г. Гегечкори. В центре картины — мальчик, чье присутствие связывает все эти сценки: мальчика довольно удачно играет Ж. Таркил, обладающий очень выразительной мимикой (режиссер, как мне кажется, не удержался и кое-где излишне проэксплуатировал эту мимику). В принципе характер мальчика задуман интересно; эдакий догадливый и обаятельный маленький плут, немного фантазер, немного провокатор. Начнешь думать — придешь к выводу, что здесь лежит проблема глубокая и важная: о том, какие формы может принять предприимчивость ловкого существа; начнешь дальше копать, наткнешься на Павлушу Чичикова... Впрочем, а общественно-психологическую проблематику авторы фильма особо не углубляются...
«Если есть паруса».
Все-таки фильм, сделанный в Одессе, узнаешь почти всегда. Очень уж любят авторы (сценарий И. Рядченко, постановка В. Козачкова) свой город. И уж каким бы ни был сюжет фильма, пусть хоть самым непритязательным, — непременно вставят сюда панораму порта (мощные красавцы краны, мощные красавцы лайнеры и т.д.) и обязательно покажут знаменитую лестницу (ту самую), и наверняка снимут героиню на фоне одесского оперного театра, и уж, конечно, герой тут — молодой моряк, капитан, и пейзажи соответственные, и волнующая песня про древний и вечный томительный зов парусов.
И потом — эта несравненная одесская ирония в диалогах: уж как бы ни были заурядны сюжетные перипетии (а дело тут, надо сказать, не только в том, что молодой капитан ухаживает за блондинкой и, естественно, преуспевает, но и в том, что он по замыслу авторов, — хороший капитан, которому в конце концов доверили большое судно), — но вот прохожая дама с кошелкой отпустит по адресу нашего романтика что-нибудь этакое... и глядишь, повеселеют в зале.
Так что многое можно простить авторам за этот антураж — все-таки город-легенда, и авторы это знают.
О прочем (характеры героев, глубина их мыслей или хотя бы блеск комизма) они заботятся несколько меньше. Но шику действительно много. Обшарпанный буксирчик, на котором наш герой ходит капитаном, кажется вполне серьезным фрегатом, а уж ухаживает товарищ Елкин с размахом: посылает подчиненного за цветами для своей возлюбленной; пара филирует по улице, а подчиненный этот самый носит за ними следом корзину с цветами (роcкошная корзина!). Служебная иерархия, так сказать, на все годится, а уж за красивым фоном дело не стало: Одесса!
«Последние каникулы».
А вот перед нами явная попытка .создать образ положительного героя с учетом современных бытовых подробностей его облика. Вот молодой парень, несколько лохматый, очень милый и — совершенно независимый. На работу он является с гитарой («из пижонства», как он сам честно признает), работает он в плавках, и хотя работа это позволяет (парень грузит рыбу в порту), все там шокированы. По некоторым признакам, парень неплохо танцует, может и твист.
Одним словом, десять лет назад критики бы только ахнули. А теперь? Теперь все это не мешает ему быть отличным парнем: он прекрасно работает, он уважает старших и уважаем ими. Кроме того, он серьезно влюблен, и ради каприза своей возлюбленной взбирается по канату на стометровую отвесную скалу Ифигению. Иными словами, сугубая «современность» облика героя не мешает ему быть героем действительно положительным.
И опять-таки — прелестные пейзажи Кастрополя и Ялты, делающие место действия как бы действующим лицом. Видно, это теперь в нашем кино всеобщее увлечение.
Еще одна интересная фигура в фильме — младший брат героя, десятилетний мальчик, знаменитый на весь город вундеркинд-живописец, к которому из столицы едут ученые тети отбирать лучшие работы для выставки. Малолетний гений спрашивает: «Вам из какого периода?» «А какой у вас сейчас?» — спрашивают умные тети. «Сейчас у меня кризис».
Авторы тепло иронизируют над маленьким героем. Подтрунивают они над ним и позднее, в сцене, когда мальчик, получивший на выставке «только» поощрительную премию, рвет свои работы с криками: «Я бездарь!» — эти сцены должны смягчить образ молодого гения, но в его талантах авторы (сценарий А. Корина, режиссер В. Кремнев) не сомневаются.
Я думаю, что здесь затронута очень серьезная проблема воспитания, которая во мне, например, будит скорее тревожные раздумья, чем легкое веселье. Подумайте: ведь понятие «гений» входит в сознание современного вундеркинда, как самоцель, и окружающие подогревают в нем этот ажиотаж. «Бездарь я или не бездарь?» — только об этом и тревога. Как будто если ты не бездарь, все проблемы решены. Как будто если ты все-таки бездарь, то дальше жить не надо.
При таком подходе талантливость оказывается не формой духовных человеческих ценностей, а каким-то самостоятельным товаром... Но это, кстати, «к понятию гения».
При всем том фильм, конечно, найдет своих ценителей.
«Снег среди лета».
И опять неповторимая фактура: фильм снят в горах Алтая. Мы любуемся зелеными хребтами. Мы видим, как в звероводческом хозяйстве режут оленям панты. Мы видим, как доят кобылиц и как дерутся жеребцы в табуне. Мы входим в старый крестьянский дом, где сидит старый дед и пьет медовуху. Мы входим в юрту, где сидят казахи и пьют кумыс из пиал. Все это любовно снято и подробно показано. Чувствуется, что авторы просто влюблены в этот воздух, в эти зеленые горы, в этот снег среди лета.
Влюблены настолько, что не спешат с развитием сюжета, — любуются. И само собой, всякая попытка предпочесть этим местам другие встречается ими в штыки. Спорит старый дед с приехавшим в отпуск молодым мужчиной. Ты, мол, наших людей в город сманиваешь! (А герой, надо сказать, сманивает-таки людей, а точнее: влюбился он в дедову внучку, эдакую ядреную сибирячку с желтой косой толщиной в руку, и, кажется, эта дева не прочь, чтобы молодец ее сманил.)
Правда, дед спорит аккуратно: никаких дурных слов в адрес города он не говорит, а даже как-то осторожничает: каждому, мол, свое: вы, мол, в городе, а мы, мол, уж тут, на земле, — надо ж кому-то и панты резать!
Так что мы с равной симпатией относимся и к деду, и к молодому человеку. И недаром. Когда его отпуск неожиданно прерывается приездом вестового и герой наш, отбывая в военной машине, оказывается в форме майора, то мы по каким-то неуловимым признакам (в этот момент на экране высокое тревожное небо) начинаем предполагать, что он летчик и, пожалуй, даже космонавт.
Вот как. Жаль только, что не догадалась об этом сибирячка с желтой косой толщиной в руку, — так и не решилась уехать с ним в город. Ну что ж, повторим мы вместе с дедом: каждому — свое. Любят авторы космос. Но любят и Алтай!
«Тревога».
В последнее время некоторые критики тревожатся, будто бы производственная тема исчезает из нашей литературы и искусства. Но это не так. Вот перед нами настоящий фильм на производственную тему. Здесь действуют молодые представители рабочего класса, вчерашние десятиклассники, пришедшие в Чиатуру добывать марганец.
Авторы стремятся столкнуть между собой две морали. С одной стороны — честные ребята, трудящиеся в штольне (кстати, очень красиво снятой). С другой стороны — хитрецы, уверенные, что за деньги можно достать что угодно, — они не только преуспевают в этом, сбывая налево краденый крепежный лес, но не боятся и нагло проповедовать свои взгляды.
К чему приводит подобное «столкновение моралей», вы можете узнать, посмотрев фильм. Чтобы заинтриговать вас, я не раскрою сюжетного смысла обозначенной в заглавии тревоги, но ее можно истолковать и как встревоженность авторов за нравственный облик своих героев.
Как это и бывает в фильмах на производственную тему, здесь важную роль играет соответствующий антураж. Я уже говорил, что рудник снят очень красиво. Впечатляюще выглядит и канатная дорога: оператор снимает ее все время с разных точек и при разном освещении; вагонетки мелькают за окнами общежития, они проносятся над идущими по дороге людьми, они сверкают в солнечных лучах и таинственно светятся в ночи.
Но вы все время помните, что перед вами Грузия. Ее горы, кони, фуникулеры. Прекрасные пейзажи города (если не ошибаюсь, это знаменитая панорама Тбилиси с горы Давида). И еще — красивые песни в народном стиле (герои много и умело поют), что хотя и не связано с сюжетом и пафосом фильма, но — послушать приятно.
«Семь братьев Черви».
Семь братьев Черви — теперь это уже легенда. Их не знал никто, пока эти семеро оставались простыми деревенскими парнями, каких были миллионы в предвоенной Италии. Потом все семеро стали подпольщиками-антифашистами: тогда их узнал режим Муссолини. Все семеро были схвачены и расстреляны незадолго до конца войны — тогда их имена узнала Италия. Потом их мать написала книгу «Все мои сыновья», тогда их имена узнал весь мир. Наверное, эти семь жизней еще не раз привлекут внимание писателей и кинематографистов: кроме патриотической символики, здесь таится еще бездна человеческого драматизма.
Фильм Пуччини, посвященный семи братьям Черви, конечно, не исчерпал темы. Это не психологический фильм, а скорее нечто вроде художественного киноочерка о событиях, о характерных эпизодах, о семи судьбах, кончающихся одним финалом: семь фигур под дулами карателей, залп... Но прежде чем следует этот финал, мы видим все стадии борьбы человека против фашизма.
С самого начала — можно сказать, с нуля. Фашизм — это такая система, которая всюду создает себе врагов; любой независимый жест, даже невольный, есть уже оскорбление фашизма. Актер в монологе Гамлета вместо «Быть или не быть?» произносит: «Будет всему этому конец или нет?» — назавтра политическая полиция является к нему сама: фашизм так устроен, что он все принимает на свой счет (и правильно, потому что все человеческое уже самим фактом своего существования подрывает фашизм).
Потом борьба завязывается впрямую: листовки — демонстрации — тюрьмы — партизанские отряды в горах. Потом — кольцо карателей вокруг дома, где собрались братья Черви. Конец известен: семеро перед шеренгой, залп. При фашизме все кончается залпами, другого он не умеет.
Потом — вечная слава.
В картине вместе с итальянскими актерами (из которых отмечу Д. М. Волонте) снимался наш О. Жаков в роли отца семи героев.
«Человек с ордером на квартиру».
Ситуация такая: молодой человек получает уведомление, что подходит его очередь на получение квартиры — либо однокомнатной, либо двухкомнатной. Как вы догадываетесь, молодой человек предпочитает второй вариант. Но для этого он должен, как минимум, жениться. Причем скоро. Остальное вы легко себе представите.
Авторы заявляют в начале рассказа, что они сделали нечто вроде руководства для молодых людей, ухаживающих за девушками: как пленять.
Однако авторы, пожалуй, недооценили силу слабого пола. Их фильм я бы скорее назвал руководством, как избежать акульей хватки этих девиц, — наш молодой герой (вообще говоря, изрядный увалень) вырывается из их объятий с весьма ощутимыми потерями: одна дама в сердцах обрывает ему галстук, другая в припадке ревности выкидывает за окно его штаны, третья... третья, знаете, заставляет его жарить яичницу. При этом наш жених (он, между прочим, теннисист), посмотрев озадаченно на сковородку, подкидывает другой рукой сырое яйцо и посылает его в стену таким мощным теннисным ударом, что, честное слово, любо-дорого посмотреть.
Справедливости ради скажу, что, за исключением этого трюка, веселья в фильме маловато, маловато и движения, хотя в комедии многое простишь за хороший каскад. Но это скорее комедия разговоров, обмолвок и недоразумений. Подумать только, даже штаны герою пес рвет за кадром. Зато тут есть некоторый намек на серьезную проблемность.
Я имею в виду так называемую проблему идеальной жены — заботу социологов. Дело в том, что наш жених, унеся ноги от трех яростных претенденток на его руку и сердце, отдал эти свои принадлежности той (четвертой), которая взяла да и приготовила ему яичницу сама. Засим дело устроилось.
Интересно подумать вот над чем: как связать эти тихие радости с контекстом польского кино, давшего миру трагедии Вайды, Мунка и Кавалеровича? Каким-то ведь образом удержалась, выжила и развивается в нем линия, которая когда-то робко и стыдливо начиналась в картине «Мое сокровище».
«Чорвен и Скроллан».
Скорее всего в Швеции этот фильм был сделан в расчете на сентиментальных молодых матерей. Здесь много прелестных детских лиц от двух до двенадцати лет (Чорвен и Скроллан — имена дооих из них).
Сюжет, взятый из повести А. Линдгрен и отчетливо сохраняющий следы литературной основы, рассказывает о жизни большой и весьма, наверное, зажиточной семьи, отдыхающей в загородном доме на лесистом острове, окруженном морем.
Дети проказят и шалят, повергая главу семейства во вполне комическое отчаяние, которое несколько оживляет почтенную шведскую флегматичность этого господина.
Надо сказать, что режиссер Улле Хельбом прекрасно подбирает детей на роли: вся эта шумная компания отлично смотрится на фоне роскошного дома и в сопровождении не менее роскошного барбоса редкостной породы… Стремясь «растолкать» действие, режиссер время от времени проделывает над главой семейства всякие шутки. Охотнее всего он роняет героя в воду — к бурному восторгу чад и домочадцев и, надо думать, к удовольствию тех зрителей, которые любят, когда подобные вещи происходят с другими.
Я не сомневаюсь, что лента найдет своего зрителя, который сумеет и повеселиться, и отдохнуть на сеансе. Рискуя попасть не в тон своими серьезными размышлениями на смешном месте, скажу, однако, и о том, что мне мешало. Мне мешали мысли о пресловутом шведском комфорте: вот я этот самый комфорт видел воочию, и — мне было тоскливо. Мне стало жалко, когда дети бросили приблудным лисятам здоровенное розовое полено отличной колбасы, а то едва куснули его и оставили. Я подумал о том, что вот бросают колбасу ради того, чтобы показать «жизненный уровень». Было бы лучше, кроме того, если бы между людьми происходило что-нибудь более существенное, чем падения старика в воду и милые шалости пасхальных детишек, которые тем сильней любят друг друга и своих родителей, что резвятся на природе под их благосклонным и счастливым взором. Благостно очень. Но лица детей, прелестны.
«Таня и два мушкетера».
Таня — это простая советская девочка, которая едет с папой и мамой в Чехословакию по туристской путевке. Но поскольку в силу своего переходного возраста Таня папу и маму не слушает, то во время непредвиденной остановки она отстает от поезда и дальнейший путь к городу Брно проделывает на подручных средствах передвижения. Два чешских мальчика, с которыми она при этом знакомится и которые берутся ее сопровождать, — это и есть два ее верных мушкетера. Один из них у своей бабушки достает для Тани одежду (девочка отстала от поезда, простите, в пижамке) — и вот она шествует по полям и весям в старинном длинном платье, вся в ленточках и оборочках, оберегаемая двумя славными рыцарями в маечках и коротких штанишках.
Не правда ли, отличный сюжет для комедии положений? Или для отчаянного трюкового фильма с погонями (ибо Таню, понятное дело, усердно ищет милиция, а ее оруженосцы понятное дело, хотят доставить свою даму в Брно самостоятельно).
Можно на этом сюжете поставить и фильм видовой, рекламно-туристский, с пейзажами и экстерьерами (теперь такие фильмы любят делать вокруг какого-нибудь сюжетного происшествия).
Картина, снятая нашими чешскими друзьями, соединяет в себе черты всех этих вариантов. Здесь есть комические сценки, есть погони, есть красивые пейзажи. Но всего понемножку, так что в смешных сценах чувствуется, что замысел авторов серьезен, погони происходят на допустимых скоростях, а пейзажи (фильм черно-белый) не отвлекают нас от идеи ленты.
Эту идею я сформулировал бы так: на дружественной земле и среди истинных друзей человек никогда не потеряется! — тем более если и сам он доброжелателен и доверчив, как наша милая Таня, которая с помощью самоотверженных рыцарей, конечно же, добралась до города Брно и до папы с мамой. Правда, на последних порах ей все же помогла милиция, которая настигла-таки хитроумных путешественников, как они от нее ни бегали. Но и милиция тоже ведь хочет помочь человеку, попавшему в затруднительное положение в незнакомой, но дружественной стране» (Аннинский, 1970).
Автор этой статьи – литературовед, киновед и кинокритик Лев Аннинский (1934-2019).
(Спутник кинозрителя. 1970. № 5).
