Как в 1909 году полиция охотилась на маньяка Кровяника
Принято считать, что в царской России было три маньяка. Первым (самым кровожадным) называют печально знаменитую помещицу Салтычиху. Вторым — царскосельского душегубца, орудовавшего вблизи лицея во времена учебы там Пушкина. И, наконец, третий — потомственный дворянин Николай Радкевич, которому историей определена роль первого зафиксированного в Петербурге серийного убийцы по имени Вадим Кровяник. На его поимку полиции потребовались два с половиной месяца. Молва приписывает Радкевичу три убийства и два покушения на жизнь. Но на суде в итоге удалось доказать лишь один эпизод.
1 июля 1909 года тело двадцатилетней проститутки Анны Блюментрост выловили в Неве вблизи Калашниковской (ныне Синопской) набережной. Ее личность была установлена по намокшему заменительному (желтому) билету. Когда же начальнику столичной сыскной полиции Владимиру Филиппову доложили, что причиной смерти стали двенадцать ножевых ранений, он сразу предположил, что дело нехорошее, хлопотное.
Товарки убитой рассказали сыщикам, что последним ее клиентом был одетый в длинное черное пальто и широкополую шляпу мужчина с непропорционально длинными руками. Еще одной приметой стало безусое, но с бородой лицо. Агенты сыскной полиции пошептались с торговцами Конного рынка, где промышляла Блюментрост, но след к тому времени уже остыл.
Следующее убийство произошло две недели спустя. На этот раз жертвой стала Екатерина Герус — имя назвали при опознании проститутки со Знаменской площади. Главный свидетель, коридорный гостиницы «Дунай» на Лиговском проспекте, рассказал лично прибывшему на место Филиппову, что в ночь на 14 июля постояльцы, назвавшиеся крестьянами Ивановым и Мишутиным, заказали в номер вино с конфетами. Утром коридорный увидел, что одетый в черное пальто и шляпу Мишутин вышел из номера один и, заметив служащего, бросил в приотворенную дверь номера: «Затворись, Ариша, спи». Расплатившись и попросив разбудить его спутницу через час, «крестьянин» ушел, а коридорный вскоре нашел в номере тело женщины, на котором потом насчитали двадцать ножевых ранений. Эксперты установили, что ножом убийца терзал ее уже мертвую, предварительно задушенную.
О том, что в городе появился маньяк, быстро прознали даже проститутки. У Филиппова же на тот момент имелись только словесный портрет подозреваемого и две особые приметы: «шкиперская» бородка и длинные руки. Но вскоре появилась и первая улика — ее разыскиваемый подарил сам.
Нападение на горничную Зинаиду Левину произошло днем 24 июля. «Пальто и шляпа» выскочил из подворотни и ударил возвращавшуюся с рынка женщину ножом в живот. Второй удар пришелся в плечо. Завершить начатое злодею помешали прохожие. Убегая, он обронил нож.
Теперь у полиции была улика, но вместе с ней возникла брешь в стройной версии — Левина не была проституткой. Единственное, что объединяло всех жертв, — темный цвет волос. Очевидцы заявили, что перед нападением на Левину они слышали возглас: «Месть красавицам!» Тогда предположили, что маньяк охотится не только за проститутками, но и за симпатичными брюнетками фривольного поведения в принципе.
На следующий день после неудавшегося покушения он совершил еще одно. В «нумерах». Но и в этот раз темноволосой проститутке Клотильде удалось вырваться, а когда на ее крик подоспела охрана борделя с Коломенской улицы, нападавший успел выпрыгнуть в окно и скрыться.
Газетчики тут же прозвали преступника «петербургским Джеком-потрошителем» и нагнали такого ужаса, что по улицам столицы с опаской передвигались даже блондинки.
Найденный на месте нападения на Левину ножик был популярен у матросов торгового флота. Тогда Филиппов разослал запросы начальникам крупных портов Балтийского моря с просьбой сообщить о нападениях на проституток.
Как пишет исследователь Александр Пилипчук, в ожидании ответов сыскари занялись поквартирным обходом. Нападение на Клотильду позволило сделать вывод, что преступник выбирает жертв в радиусе трех километров от Знаменской площади. Личный состав сыскной полиции тогда едва ли превышал 20 человек, поэтому Филиппов не гнушался самолично обходить притоны, трактиры, дома терпимости, ночлежки и гостиницы. Бесчисленные беседы с извозчиками, дворниками, прислугой, завсегдатаями кабаков позволили составить подробный словесный портрет.
Полицейские начали понимать, что они ищут 20-летнего верзилу с длинными руками, широким носом, бородкой и густыми бровями над глубоко посаженными глазами. Во время обходов впервые прозвучало имя Вадим Кровяник. Так называл себя молодой человек, представляясь дворянином, рассказывая о морских походах и заводя странные разговоры о тяжести греха распутства. Нащупали и место его возможного обитания — ночлежный дом Маконина на Полтавской улице. Однако здесь след прервался — в ночлежке рассказали, что похожий по описанию мужчина уже давно перестал появляться, да и звали его не Вадим Кровяник.
Следствие зашло в тупик.
Наконец пришли ответы из Риги и Кёнигсберга — оказывается, там тоже был зафиксирован всплеск нападений на проституток с темными волосами. Сравнение списков экипажей заходивших в эти порты русских кораблей с данными о постояльцах ночлежки Маконина дало одно совпадение — матрос парохода «Мстислав Удалой», 21-летний Николай Радкевич. Было установлено, что он — дворянский сын, в 14 лет его со скандалом выгнали из Нижегородского кадетского корпуса. Потом плохое поведение помешало ему закончить Одесскую штурманскую школу, а из матросов он ушел сам. Со слов полицейских, капитан парохода опознал в разыскиваемом «длиннорукого» и рассказал, что тот часто с раздражением отзывался о брюнетках.
Установив личность маньяка, оставалось найти его самого. Поиски привели к ночлежке на Харьковской улице. Но Радкевич опередил сыщиков и, не заплатив, покинул свое пристанище. В его комнате полицейские обнаружили только полуметровую надпись на стене — «Месть красавицам».
Убийство Марии Бутошниковой 17 сентября 1909 года в гостинице «Кяо», что на Симеоновской улице (ныне Белинского), стало последним в «послужном списке» петербургского маньяка и... единственным в обвинительном приговоре Николая Радкевича.
Но остановила его не полиция, а коридорный по имени Яков Казенов. Когда Кровяник по уже известной схеме пытался покинуть место преступления, Казенов не открыл ему дверь гостиницы, а зашел сначала в номер — убедиться, что с девушкой все в порядке. То, что произошло дальше, коридорный через два с половиной года детально рассказал в суде:
«Да где она?» — спрашиваю. Тут он бросился на меня. «Она готова, и вам будет», — сказал он и схватил меня за горло, а другой рукой захлопнул двери. Я стал кричать, а он мне руку в рот, верно, хотел сунуть, да я успел ему пальцы прокусить и что есть мочи стал грызть».
В результате борьбы Кровяник выбил Казенову зуб, но тот сумел вырваться, разбить окно, на его крики о помощи прибежали второй номерной и горничная. Втроем они смогли задержать преступника.
Вызванная на место происшествия полиция обнаружила на диване в номере убитую. Та была полностью голой, накрытой собственными рубахой и платьем, а также чехлом от дивана. Все тряпки были пропитаны кровью, на теле насчитали 35 ран — в области груди, живота и половых органов. Позже выяснилось, что сначала женщину преступник пытался душить.
При осмотре у задержанного нашли нож, а под кроватью обрывок почтовой бумаги, на котором было написано: «Месть красавицам. Деньги взяты за труд отправки на тот свет, и потому, что мертвым они не нужны. Убийца этой женщины и Е. Герус в гостинице “Дунай” я, Вадим Кровяник. 17 сентября». На оборотной стороне была сделана запись карандашом: «В гостинице. Я ее не убил бы, если бы не ее жадность к деньгам. Задушил в порыве гнева. Намеренье убить было раньше. Вадим Кровяник после дела».
Надо заметить, что подобная противоречивость была свойственна подсудимому Радкевичу. В дальнейшем от причастности к убийству в гостинице «Дунай» он отказался и на суде часто опровергал самого себя. Кстати, в гостиничном номере «Кяо» не нашли чернил и пера, из чего был сделан вывод, что как минимум первую запись он сделал заранее.
Судебный процесс начался 10 марта 1912 года и длился два дня. Помимо убийства Марии Бутошниковой Радкевичу вменили покушение на коридорного Якова Казенова. Зал не смог вместить всех зевак. Репортер «Петербургской газеты» описывал внешность подсудимого так: «Обвиняемого выводили пять стражей. Это высокий, здоровенный детина. Наружность его более чем неприятна: высокий лоб, высоко стоящие на голове густые волосы, лицо лишено растительности и лишь по краю нижней челюсти в виде густой бахромы идет борода, широкий нос, большие, бесцветные, несколько навыкат глаза, толстые губы. Взглянув на него, только и можно сказать, либо это ненормальный, либо ужасный злодей».
Выступающий свидетелем агент сыскной полиции Касовец рассказал, что присутствовал при опросе подсудимого после ареста. И тот сознался в убийстве, сказав, что «страсть убить красивую женщину охватила его давно, и он искал случая».
Примечательны показания матери Радкевича, которая не приехала на суд, но ее слова были оглашены в процессе. Женщина передала полицейским письмо сына, полученное за день до убийства Екатерины Герус в гостинице «Дунай». В послании, написанном 11 июля, было сказано, что если 13-го она не получит от него телеграмму, значит, его нет: «Если я останусь жить, я стану преступником… Телеграмма может быть в одно слово: «Кончено!» Это значит, что я — преступник. Самоубийство или преступление — «финал» моей жизни».
— Почему вы не послали телеграмму? — спросил Радкевича председатель суда.
— Не было денег, — ответил обвиняемый. — В то время я очень нуждался. На мне было летнее пальто, а под ним — голое тело.
Четыре психиатра не смогли прийти к единому мнению относительно «Вадима Кровяника», назвав его находящимся на грани болезни и здоровья и явно имеющего признаки дегенерата. Доктор Мендельсон поведал суду об «идеальной модели убийства», которой с ним поделился Радкевич:
«В комнате, оклеенной розовыми обоями, залитой розовым цветом, лежит среди цветов красавица, он подходит к ней, левой рукой сжимает ее горло, а правой наносит кинжалом рану в бок; когда польется кровь, подставить руку горстью и обонять теплую кровь».
12 марта Николай Радкевич произнес перед присяжными последнее слово. Особый акцент делал на том, что психически здоров, а уж если, как говорят эксперты, и дегенерат, то нисколько в этом не повинен и никогда уже не станет другим:
— Мне предстоит пожизненное заключение среди сумасшедших. Что это за жизнь?! Я не хочу середины — или каторга, или свобода! Если сумасшедший дом, то лучше повеситься.
Присяжные совещались 1 час 40 минут. Своим вердиктом они оправдали Радкевича в покушении на коридорного Казенного и признали виновным в убийстве Бутошниковой, постановив, что он совершил его в здравом уме. Суд назначил наказание — 8 лет каторги. Как писали репортеры, после оглашения приговора «Радкевич остался совершено спокоен, он даже поблагодарил защитника».
Хотя среди заслуг начальника сыскной полиции Филиппова и числится поимка Кровяника, а история определила Радкевичу роль жестокого серийного убийцы, юридически тот был повинен в смерти только одной женщины. Предварительное следствие пыталось доказать его причастность к событиям в гостинице «Дунай», но безрезультатно. Напрасными оказались и все усилия Филиппова — собранных улик было недостаточно, чтобы вменить Радкевичу не только нападения в портах Балтийского моря, но и в Петербурге. И еще не известно, чем бы закончилась эта история, если бы не коридорный Яков Казенов, ценою своего зуба остановивший убийцу Марии Бутошниковой.
По одной из версий, осенью 1916 года на каторжном этапе Радкевич был убит уголовниками.
Автор текста: Юлия Никитина
Материал из выпуска №17 журнала «Ваш тайный советник», тема номера — «Полицеский Петербург».
Ставьте лайки, подписывайтесь на канал и приобретайте архивные номера «Тайного советника» —https://history1.ru/archive
Не забывайте делиться материалами в соцсетях, если они вам понравились :)
